— Don Migel de Silva, — представился он и низко склонился перед Никой, так что черные локоны парика закрыли ему лицо.
Ника растерянно оглянулась на Клима.
— Он сказал, что его зовут дон Мигель, — перевел Клим.
Он вышел из-за спины Ники, ответно поклонился, — конечно, не так изысканно и элегантно — и назвал Нику и себя. Тогда и Ника, вспомнив занятия по фехтовальной пластике, — хотя с запозданием, но сделала ответный реверанс, — у нее получилось лучше, чем у Клима.
— Превосходно, — заметил он вполголоса.
— Не смейся, пожалуйста!
— А я и не смеюсь. На самом деле, как в кино.
— Что он сказал сейчас?
— Он извинился за этот, ну… маленький маскарад.
Дон Мигель отступил на шаг и театрально, величественным жестом, который, однако, выглядел сейчас вполне уместным («вот что значит костюм!» — заключил Клим), пригласил гостей отужинать — на полукруглом откидном столике под иллюминатором в окружении трех хрустальных бокалов и тарелки с апельсинами стояла пузатая темная бутылка без этикетки. Пробка на бутылке была залита черной смолой.
Нике дон Мигель подвинул табуретку с мягким сиденьем, Клим уселся на крышку ящика, приделанного возле стола к стенке каюты, дон Мигель устроился на таком же ящике, но с другой стороны столика. Каюта была просторная, стены ее были оклеены полированной фанерой, у боковой стенки располагалась низкая широкая лежанка, закрытая шерстяным пледом. На пледе лежала скрипка. Над лежанкой висели круглые часы с тонкой золоченой секундной стрелкой, которая мелкими толчками бежала по циферблату. В углу, за лежанкой, торчала шпага, похоже, старинная — как определил Клим — с изящным эфесом, отделанным серебром.
В узкую торцевую стенку каюты был врезан небольшой телевизионный экран, пониже его чернели круглые ручки настройки.
Пока Клим и Ника оглядывали каюту, дон Мигель безуспешно пытался выковырнуть бутылочную пробку перочинным ножом и сломал тонкое лезвие. Он досадливо крякнул, открыл ящик стола, в поисках заменителя штопора, не найдя там ничего подходящего, обвел глазами каюту, обрадованно вскочил и вытащил из-за лежанки шпагу.
— Не сломайте и ее, — сказал Клим по-испански.
— О, эта шпага не сломается, — заявил дон Мигель. — Старинный толедский клинок — шпаге более двухсот лет, — семейная реликвия, переходит у нас по наследству, я уже не помню, когда и как она появилась в нашей семье.
Острием шпаги он по кусочкам выковырял окаменевшую пробку, и Клим подумал, что, судя по пробке, бутылке лет не меньше, чем шпаге.
Дон Мигель обтер горлышко бутылки салфеткой, налил бокалы — в каюте тонко запахло цветами — и поднял свой бокал.
— За дружбу наших государств! — перевел Клим.
Ника только пригубила вино.
— М-м… какая прелесть! Вино, наверное, такое же старинное, как и шпага?
Дон Мигель оживился.
— Сеньорита не ошиблась, это на самом деле так. Это вино рождает в сердце радость и кружит голову, как молодость… примерно так я его понял, — сказал Клим.
— Что ж, похоже, — согласилась Ника. — Вряд ли ты такое мог сам придумать. А нельзя мне эту шпагу подержать в руках?
Клим объяснил дону Мигелю, что у сеньориты Ники профессиональный интерес, что она мастер спорта по рапире.
— Magnifico! — закричал дон Мигель.
Он так резво вскочил из-за столика, что опрокинул бутылку — Клим поймал ее уже на лету. Дон Мигель взял шпагу за лезвие, с поклоном подал ее Нике, а сам вытащил из-под лежанки половину складной бамбуковой удочки. Так же шустро вскочил на ноги и стал в позу.
— Вот так! — объяснил Клим. — Тебя вызывают. Покажи дону Мигелю, как может работать старинной толедской сталью современная фехтовальщица.
Шпага была тяжелее спортивной рапиры, но рукоятка точно пришлась по ладони, Ника прошла в угол каюты и, придерживаясь заданной роли, ответила дону Мигелю церемонным поклоном, — кинофильм «Три мушкетера» она видела не так уж давно.
Клим задвинул под стол табуретку.
Дон Мигель — по всем правилам — заложил руку за спину, выдвинул вперед правую ногу, согнул ее в колене, притопнул и сделал первый выпад.
Было заметно, что фехтовать он умел — когда-то и где-то этим занимался, — нападал он азартно и изобретательно, но Нике всегда удавалось предугадать направление его удара, она даже не сходила с места, а захватывала шпагой конец его палки и проводила ее то слева, то справа от себя. Ей еще приходилось быть осторожной, она ни на секунду не забывала, что в ее руках не фехтовальная рапира с тупым наконечником, а настоящая боевая шпага с остро заточенным лезвием, и дон Мигель в азарте легко мог наскочить на него.
Клим отодвинулся в уголок, чтобы не мешать. С удовольствием он смотрел на этот спектакль, и, пожалуй, Ника никогда не была так хороша, как сейчас, со старинной боевой шпагой в руке, ловко и изящно отражающая выпады дона Мигеля, и Клим подумал, что для большей достоверности ей очень пошло бы быть одетой соответственно — не в коротенькую юбочку и открытую кофточку-рубашку, а в плюшевый камзольчик, коротенькие бархатные штанишки, раздутые буфами до футбольной округлости, чулки с шелковыми подвязками-ленточками и тупоносые ботинки.
Наконец дон Мигель сдался.
Он опустился на одно колено, держа перед собой свою палку, как меч побежденного, протянул ее Нике. Ника милостиво прикоснулась щекой к макушке его парика, дон Мигель поцеловал ей руку, поспешил к столу, долил вина в бокалы и стоя произнес тост в стиле героев пьес Лопе де Вега за прекрасную сеньориту, совершенство которой при владении шпагой не уступает совершенству ее внешности.